Богословие музыки или чего мы не знаем о церковном пении

Церковное пение, церковная музыка очень сильно отличаются от того, что каждый из нас слушает на досуге, и речь здесь не только о содержании текстов. 

С самых первых веков христианства церковное пение было формой проповеди, а потому несло в себе и богословские основания. Владимир Николаевич Лосский пишет, что разговор о музыке по отношению к богословию, на первый взгляд, может показаться парадоксальным, ведь музыку мы привыкли относить к сфере ремесла, техники и, конечно же, искусства. Если мы сосредоточимся на содержании церковных песнопений, то уйдем сугубо в область богословия безотносительно к той форме, в которой оно выражается, т. е. богослужебные тексты можно рассмотреть как любой трактат. Мы ни в коем случае не отвергаем важность литургических текстов, но, как писал известный исследователь церковного пения И. А. Гарднер, в богослужении можно выделить три составляющих: слово (т. е. собственно текст), чин и музыкальный элемент, на котором мы и остановимся.

В одном из своих воспоминаний наш современник, митрополит Тверской и Кашинский Амвросий, как-то отметил: «Церковное пение захватило меня с самого начала пути. Оно увлекло и научило полюбить службу и молитву… Пение! Церковное пение! Оно было и, уверен, остается для многих самым мощным и убедительным словом Церкви». Что такого, качественно иного, было в этом пении? Почему одну музыку мы называем богослужебной, а другую нет? Где тот самый критерий, позволяющий нам проводить эту грань?

Лосский полагает, что основная трудность заключается в том, что музыка, как и другие виды искусства, очень сильно зависит от вкусовых предпочтений человека. Более того, в Православии мы еще и привыкли, что не используем музыкальных инструментов, хотя они употреблялись в Ветхом Завете и остаются в употреблении в некоторых дохалкидонских церквях. Здесь можно и нужно провести параллель с иконопочитанием. Обратимся к определению Седьмого Вселенского собора, где читаем следующее: «Суммируя сказанное, мы сохраняем, не внося никаких новшеств, вверенные нам писанным или неписанным образом Церковные предания.  Одним из них является создание живописных образов как соответствующее традиции Евангельской проповеди, способствующее вере в то, что воплощение Слова Божия истинно, а не воображаемо, и служащее другим подобным целям.  Ибо, если одно указывает на другое, то одно через другое проясняется».

Иконопись также один из видов искусства, и в оросе идет речь лишь об этом, по той простой причине, что другого столь значительного «яблока раздора» тогда не существовало. Отсюда мы можем извлечь определенный соборный метод. Если икона является Евангелием в красках, то церковное пение – Евангелием в звуках. Церковная музыка должна быть сотериологична, ориентирована на спасение человека. Подлинный богослов переживает собственный опыт Бога, но, помимо некоторой доли субъективности, это еще и церковный опыт Бога. Потому богослов стремится говорить от имени Церкви. Точно так же от имени Церкви должен говорить композитор и исполнитель богослужебных песнопений, кои представляют собой форму литургического богословия. Если через созерцание иконографического образа мы мыслями возносимся к первообразу, то точно так же к Всевышнему нас должны возносить и стройные звуки церковного пения. У свт. Игнатия (Брянчанинова) на этот счет есть замечательные слова: «Посещающий неупустительно церковь и тщательно внимающий ее чтению и песнопению может отчетливо научиться всему нужному для православного христианина на поприще веры».

Однажды приняв крещение и став членом Церкви, мы избавились от «тленной одежды» и облеклись во Христа, вошли в общество святых, о которых на каждой Литургии молится священник. В этой общности, через служение ближним, реализуется наше собственное «я». Каждый из нас – индивид, т. е. неделимый субъект или «субстанциональный деятель», как писал Николай Лосский. Теперь из индивида нам предстоит стать личностью, но не просто личностью, а личностью в Боге, по образу Царя Царей, умывшему ноги Своим ученикам и даже Иуде. Вспомним истории о том, как жили первые общины христиан, как устраивались агапы, в которых всё личное становилось общим. Каждый по мере своих сил, возможностей и талантов стремился к служению другому. Здесь важно полноценное осознание себя, вверенных нам Богом и приобретенных «инструментов» служения. Без этого существует большой риск «закопать» свой талант, так полностью и не реализовав его. Литургия – это одновременно и «место», где мы предвосхищаем будущую блаженную общность святых и Бога, но также и «высшая школа», в которой мы учимся становиться личностями во Христе. Роль каждого из нас на Литургии очень важна, на эту «вечерю любви» каждый из нас вносит свой вклад, но пользуются этим все. Свои таланты и дары мы используем не столько для себя, сколько для всех. Отсюда несложно сделать вывод, что и церковный композитор, и церковный певчий являются теми членами общины, способности и таланты которых в литургической жизни становятся общим достоянием.

Музыка, пусть и богослужебная, остается всё же музыкой, видом искусства, потому ее сложно заключить в какие-либо шаблоны, но, по мнению Владимира Лосского, некоторые ее внутренние принципы выделить все же можно. Первое – и композитор, и исполнитель должны помнить, что в своей литургической деятельности они служат Богу и ближнему, они – «богословы звуков», а потому необходимо избегать любого самовосхваления. Второе – богослужение, как было сказано, – это форма проповеди Евангелия, потому ни в какой форме не может противоречить тому, что было сказано Христом. Третье – евангельская проповедь не терпит пустых слов, отсюда и церковное пение должно быть насыщено теми звуками, которые ведут человека ко спасению, никакой иной темы здесь быть не может. Четвертое – сама музыка, как вид искусства, должна занимать второстепенное значение по сравнению с тем посланием, которое она в себе несет. Пятое – необходимо, чтоб литургические песнопения становились для слушающих формой молитвы, помогали, как бы грубо это ни звучало, устанавливать связь с Богом.

Думаю, что благодаря сказанному церковное пение станет для нас гораздо более значимым. И неважно, исполнять его будут люди с консерваторским образованием или сельские бабушки, ведь его суть и красота не столько в эстетике, сколько в богословии. Не зря владыка Иларион (Алфеев) однажды отметил: «Музыкальные произведения обладают тем удивительным свойством, что могут иногда в одно мгновение вознести наши ум и душу в неземные сферы. Эти моменты, когда вдохновение свыше, посетившее композитора, разделяют слушатели, показывают глубинную связь подлинного музыкального творчества и церковного священнослужения».

Протоиерей Владимир Долгих

По материалам сайта pravlife.org