Все мы знаем, насколько важна милостыня. Когда только христианин не прибегает к ней. Милостыней сопровождают просительную молитву, милостыню раздают из благодарности, милостыню творят за усопших, милостыню подают просто так. И вроде бы с милостыней всё ясно и понятно: отделяй от своего неимущим и нуждающимся – и никогда не будешь оставлен Богом.
Но наряду с темой самой милостыни существует и другая «вечная» тема: всем ли можно эту самую милостыню подавать? Ведь часто бывает так, что по-настоящему нуждающийся человек никогда о своей нужде не скажет и тем более сам ни в коем случае не попросит. Зато те, кого к нуждающимся причислить крайне сложно, просят легко и непринуждённо. На еду, на уплату коммунальных долгов, на лекарства, на ремонт аварийного жилья, на одежду детям, на покрытие кредитов, чтобы детей в школу собрать и прочее, прочее, прочее… При этом зачастую одного беглого взгляда на просящего хватает, чтобы понять: если он и обездолен, то исключительно благодаря собственному образу жизни. Когда попрошайка, к примеру, обладает синюшным испитым лицом и от него разит густым перегаром или же по, так сказать, производственной необходимости, когда попрошайничество уже успело превратиться в ремесло. «Вечная» тема рождает «вечный» вопрос: подавать ли таким? Ведь, как известно, люди, зарабатывающие попрошайничеством, не столько нуждаются, сколько бездельничают, к тому же подающий пьянице на опохмел не способствует ли окончательной деградации данного субъекта? С одной стороны, милостыня – милостыня всегда, но, с другой, нельзя ли, стремясь милостыней принести себе пользу, причинить ближнему вред?
Итак, профессиональные нищие. На первый взгляд, подобный промысел представляется какой-то запредельной низостью. Выпрашивать у людей деньги, притворяясь нуждающимся, это и впрямь низко. Но давайте подумаем вот о чем. Одной из наиболее распространённых дежурных фраз в адрес просящих милостыню, особенно если они молоды и с виду здоровы, является, конечно, «иди работать». В самом деле, если ты молод и в силах, чего попрошайничать? Общеизвестно, что тот, кто хочет найти работу, обязательно её находит. И ничего не может быть помехой – ступай, находи и трудись. Конечно, не всякая работа – работа мечты, но, как говорится, за неимением гербовой бумаги пишут на простой. Даже просто пособничая на стройках, если не лениться, можно обеспечить себе заработок не ниже минимальной зарплаты. Что, казалось бы, может быть проще? Чем побираться, не лучше ли трудиться? Безусловно, лучше. А ещё гораздо проще. Ведь даже выполнять тяжёлую физическую работу, копать землю, махать кувалдой или мешать раствор в разы проще, чем просить. Это со стороны кажется, что побираться просто. На самом деле простить куда труднее, чем работать, даже если работа тяжёлая. Для любой просьбы так или иначе нужен труд. Приходится заставлять себя, а иногда и вовсе до просьбы необходимо унизиться. Заставить себя просить – труднее любой работы, а уж если просить у всех подряд в надежде получить хоть от кого-то что-нибудь, то и подавно. Спору нет, для профессиональных нищих просьба – никакая не проблема, они просят легко и непринуждённо, без усилий и внутренней борьбы. Но, можете быть уверены, в жизни каждого уличного попрошайки был момент, когда просить пришлось впервые. И эта первая просьба, не сомневайтесь, далась ему усилием и трудом. И именно этот труд, совершающийся постоянно или имевший место однажды в жизни, даёт нам, как мне кажется, полное моральное право подать любому нищему: хоть по-настоящему обездоленному, хоть просто зарабатывающему нищенством на жизнь. Ведь если первый просит по причине собственной беспомощности, то второй, пусть не очень достойно и своеобразно, всё же трудится.
Вторая, не менее своеобразная категория попрошаек – пьяницы. Личностей, в любое время суток умудряющихся «достичь какой-нибудь пустячной бездны» и клянчащих деньги на чтобы «не угасить порыва», время от времени встречает каждый. Верующим людям такие экземпляры попадаются гораздо чаще: в пёстрой толпе попрошаек, поджидающих прихожан у входа в храм по воскресеньям и праздникам их, в буквальном смысле слова чуешь за версту. Просят они, конечно же, «на хлеб», но стоит посмотреть на их измученные похмельные физиономии, как сразу понимаешь, что «хлеб» у них свой, сивушный и сорокаградусный. Тут уже, кажется, и сомнений быть не может: как можно таким подавать? Пропьют и не вспомнят. А поскольку пьянство – грех и пьянству – бой, то и подавать уставшим от жизни гражданам – значит потворствовать греху. В развёрнутом варианте такие аргументы выглядят следующим образом: пьянствуя, человек убивает себя и дать пьянице на выпивку – то же самое, что вручить оружие потенциальному самоубийце. Или «пьяный муж – горе в доме», следовательно, желая сделать милость, мы на самом деле приносим страдания домочадцам попрошайки-алкаша. С одной стороны, аргументы неоспоримы. Впрочем, я и не собираюсь их оспаривать. Однако альтернативный взгляд всё-таки предложу.
Во-первых, у тех, кто спился до нищенства, ни жён, ни семей, как правило, уже давно нет. Поэтому, если мы кому и принесём горе посредством подаяния, то разве что самому алкоголику. Впрочем, однозначно ли горе?
Алкоголик ведь, и это во-вторых, непременно найдёт возможность выпить. Если он, побираясь, наскребёт на водку, то выпьет водки. Если на нормальную водку не хватит, он найдёт «палёную» или, что хуже, будет пить что ни попадя. Помните, у Высоцкого: «мы пили всё, включая политуру: и лак, и клей, стараясь не взболтнуть». С той поры разве что качество клея ухудшилось и политура стала дороже, а в остальном мало что изменилось. Отсюда вывод: подадим мы пропойце или не подадим, он часом раньше или часом позже всё равно найдёт возможность выпить и то, что именно он будет пить, не в последнюю очередь зависит от грошей в его кармане. Так что убиваем мы пьяницу, подавая ему деньги, которые он почти наверняка пропьёт, или, наоборот, в очередной раз продляем ему жизнь, давая возможность не упиться до смерти какой-нибудь отравой, – вопрос открытый. Как на него отвечать, каждый решит для себя сам, но несомненно то, что оба варианта имеют право на существование.
Да и откуда нам наверняка знать, кто и на что потратит поданные нами деньги? И почему это вообще нам интересно? Стопроцентно ли верны наши критерии отличия профессиональных нищих от реально нуждающихся людей? Да и чего больше в нашей милостыне: милости или суда? Евангелие учит нас творить милостыню так, чтобы левая рука не узнала, что делает правая. У нас, похоже, левая рука не только знает, но нередко и удерживает правую. Причём в полном сознании собственной правоты. И всё бы ничего, но всё же милостыня – это не о правоте, а о любви и милосердии.
Протоиерей Владимир Пучков