Великие истины от «учителя Церкви» – Ф. М. Достоевского в год 200-летия писателя.
Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить,
а в том, для чего жить. Без твёрдого представления себе,
для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы.
Ф. М. Достоевский
Вопрос смысла земного бытия и тайны человека может быть решен только в плоскости духовной, о «качестве» же жизни и ежеминутном выборе между добром и злом на духовном поле битвы, где «дьявол с Богом борются», приходится задумываться в каждодневных реалиях опошленной нами самими действительности. Пленительные страсти и пороки, падение и пути к воскрешению являют собой предмет классической русской литературы. Не случайно митрополит Антоний (Храповицкий), основатель и Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей, советовал духовным чадам: «Прежде всего Библия, потом церковный Устав, а на третьем месте Достоевский».
Проблема разъединения людей, построения нравственных основ общественного уклада освещена в рассказе «Сон смешного человека», опубликованном в «Дневнике писателя» за 1877 год. Фантастическим рассказ назван еще и потому, что идея создания идеального социума, в основе которого любовь, невыполнима. Исследователь В. Н. Захаров справедливо отмечает, что парадокс Достоевского обнажает духовное неблагополучие общества, где «истина фантастична» и «реальнее пошлой действительности». Главную суть этого рассказа-притчи о гнете человеческой природы, об ублажении собственного «Я» и достижении «рая Христова» на земле автор изложил в «Записной книжке» 1864 г.: «Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, – невозможно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек. Между тем после появления Христа как идеала человека во плоти стало ясно, как день, что высочайшее, последнее развитие личности именно и должно дойти до того (в самом конце развития, в самом пункте достижения цели), чтоб человек нашел, сознал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего я, – это как бы уничтожить это я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастие. Таким образом, закон я сливается с законом гуманизма, и в слитии, оба, и я и все (по-видимому, две крайние противоположности), взаимно уничтоженные друг для друга, в то же самое время достигают и высшей цели своего индивидуального развития каждый особо. Это-то и есть рай Христов» (выделено нами. – Н. С.). Весь мир Божий, согласно автору, даже усеянный людскими грехами – страданиями того, кто сбился с пути Истины, скорбями и теснотами души, есть «рай», и познать его можно лишь путем исполнения закона Господа.
Единение людей, по мнению Достоевского, базируется на любви как онтологической связывающей силе. Крах же общества вызван вмешательством начала свободы как стихии, побуждающей индивида нарушить установленные рамки. Писатель отчетливо освещает диалектику альтер эго и любви как динамического компонента внутренней сущности человека: свобода одного не подчиняется свободе другого, вследствие чего возникает разрушение личностных начал и распад союза двух. В этом и заключается трагедийность любви. Ее проявления в результате приобретают такие формулировки: «На нашей земле мы истинно можем любить лишь с мучением и только через мучение. Мы иначе не умеем любить и не знаем иной любви»; «Зачем не могу любить их, не ненавидя их?». Данные идеи кочуют из романа в роман классика в различных универсальных формах: «По-моему, человек создан с физическою невозможностью любить своего ближнего. Тут какая-то ошибка в словах с самого начала, и «любовь к человечеству» надо понимать лишь к тому человечеству, которое ты же сам и создал в душе своей (другими словами, себя самого создал и к себе самому любовь) и которого, поэтому, никогда и не будет на самом деле» («Подросток»); «Можно ли любить всех, всех людей, всех своих ближних, – я часто задавала себе этот вопрос? Конечно, нет, и даже неестественно. В отвлеченной любви к человечеству любишь почти всегда одного себя» («Идиот»).
О типах любви
Осмысление любви в «Идиоте» представлено в виде типологии. Из записных книжек писателя узнаем, что в романе три любви: «1) Страстно-непосредственная любовь – Рогожин. 2) Любовь из тщеславия – Ганя. 3) Любовь христианская – Князь». «Двойственность» натуры Мышкина, его «дионисийская стихия» (Н. Бердяев), универсальная любовь-сочувство и самопожертвование ради ближнего нивелируют понятие любви, свойственное человеку земному. Поэтому Евгений Павлович в романе резюмирует: «Знаете ли что, бедный мой князь: вернее всего, что вы ни ту, ни другую никогда не любили!». И действительно, Мышкин по своей христоподобной природе силен прежде всего в «ангельской», а не мирской любви как к Аглае Епанчиной, так и к Анастасии Филипповне.
Антихристианская (социальная – по Достоевскому) любовь детально осмыслена писателем в «Лeгeнде о Beликoм инквизиторе»: «…Великий инквизитор есть, в сущности, сам атеист. Смысл тот, что если исказишь Христову веру, соединив ее с целями мира сего, то разом утратится и весь смысл христианства, ум несомненно должен впасть в безверие, вместо великого Христова идеала созиждется лишь новая Вавилонская башня. Высокий взгляд христианства на человечество понижается до взгляда как бы на звериное стадо, и под видом социальной любви к человечеству является уже не замаскированное презрение к нему». В мире Великого инквизитора нет любви Христа, а Его поцелуй в канве фабулы как нельзя лучше раскрывает саму суть христианства. Конечно, следует учитывать и проблемный аспект «обмирщения»/огосударствления католичества, на который болезненно реагировали как Гоголь, так и Достоевский. Отсюда однозначный «приговор» писателя о том, что Великий инквизитор – порождение католичества и не характерно для православия.
Автор «Братьев Карамазовых», христианского метаромана, ратует за смирение, ведь это единственный путь человека, тоскующего по раю, к истинной христианской любви: «Любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле. Любите все создание Божие… Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь в вещах… И полюбишь наконец весь мир уже всецелою, всемирною любовью». Вот отчего Иван, у которого «Бога нет. У него идея», сознается Алеше: «Я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних», а старец Зосима определяет ад как «страдание о том, что нельзя уже более любить».
«Любовью всё покупается, всё спасается». Любовь деятельная и мечтательная
Достоевский утверждает непростую, но эффективную в отличие от любви мечтательной деятельную любовь, благодаря которой возможно спасение: «…Любовь деятельная сравнительно с мечтательною есть дело жестокое и устрашающее. Любовь мечтательная жаждет подвига скорого, быстро удовлетворимого и чтобы все на него глядели. Тут действительно доходит до того, что даже и жизнь отдают, только бы не продлилось долго, а поскорей совершилось, как бы на сцене, и чтобы все глядели и хвалили. Любовь же деятельная – это работа и выдержка, а для иных так, пожалуй, целая наука…»
Именно деятельная любовь, по писателю, является предпосылкой блага человека, которая ведет его к Богу, спасению и свету. Благодаря деятельной любви Сонечки Мармеладовой убийца Раскольников ступил на путь «новой жизни» – и перед нами раскрывается «история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его». Автор постулирует мысль о том, как важно возгревать любовь даже к заблудшему, обременному грехами человеку: «И я с жаром начал говорить о том, что в самом падшем создании могут еще сохраняться высочайшие человеческие чувства; что неисследима глубина души человеческой; что нельзя презирать падших, а, напротив, должно отыскивать и восстановлять…» («Село Степанчиково и его обитатели»); «Веруй, что Бог тебя любит так, как ты и не помышляешь о том, хотя бы со грехом твоем и во грехе твоем любит. <…> А будешь любить, то ты уже Божья… Любовью всё покупается, всё спасается. Уж коли я, такой же, как и ты, человек грешный, над тобой умилился и пожалел тебя, кольми паче Бог. Любовь такое бесценное сокровище, что на нее весь мир купить можешь, и не только свои, но и чужие грехи еще выкупишь» («Братья Карамазовы»).
Любовь как путь богопознания
Многие в свое время, подобно героям великого писателя, исступленно пытались решить вечный вопрос Божьего бытия, может, даже страстно страдали, терзаясь сомнениями, как и Митя Карамазов: «А меня Бог мучит. Одно только это и мучит. А что, как его нет? Что, если прав Ракитин, что это идея искусственная в человечестве? Тогда, если Его нет, то человек шеф земли, мироздания. Великолепно! Только как он будет добродетелен без Бога-то? Вопрос! Я всё про это. Ибо кого же он будет тогда любить, человек-то?».
Поиски Бога, по мнению Достоевского, являются целью каждого человека, ибо если нет Его, то всё дозволено. Вера же предполагает чувствование Господа личным внутренним убеждением, которое взращивается только деятельной любовью и событием с Ним. Любовь – опытный путь богопознания, сущность Творца, «совокупность совершенства» и возможность познать себя и предстать пред Ним. Достоевский, постигнув тайну Христа, уверен: любовь к Нему пропорциональна любви к ближнему и соединяет через смирение и покаяние Бога и человека. «Али может быть такой грех, чтобы превысил Божию любовь?» – рассуждает старец Зосима, уверяя, что нельзя доказать бытие Бога, а убедиться в нем можно, но только опытом деятельной любви, которая и есть залог спасения.
Иустин Попович, сербский богослов, канонизированный в 2010 году в лике преподобных, считал, что идея Бога лежит в центре человеческого сознания, и справедливо называл Достоевского со-вечным из-за настойчивых мученических поисков богочеловеческого смысла существования не только отдельного человека, но и истории, величал писателя «апостолом», указывая, что в новейшее время никто так, как он, не свидетельствовал о Господе, а его христоликие герои «принимают мир из рук Богочеловека Христа, Который таинственно и кротко побеждает грехи мира». Спасает каждого любовью милующего и смиренного сердца, каждого, кто исполняет Закон, кто любит ближнего во гресе его…
Наталья Сквира
По материалам сайта Украинской Православной Церкви Московского Патриархата pravlife.org