Протоиерей Максим Первозванский – о деликатности детской Исповеди.
Можно ли научить ребенка осознанной Исповеди, искренне каяться и просить прощения у Бога со стремлением исправиться? Какие привычные принципы воспитания давно не работают, и почему дети отдаляются от Церкви? Можно ли воспитать чувство страха Божьего и уберечь ребенка от душевного окаменения? Об этом рассказывает протоиерей Максим Первозванский – многодетный отец и дедушка.
– Отец Максим, в чем деликатность детской Исповеди? Ведь если бы в таинстве Покаяния была только форма, определенные «пунктики», то и никаких бы трудностей не было.
– Исповедь происходит между человеком, священником и Богом. Это всегда глубоко индивидуальный процесс. Проблема Исповеди связана с проблемой осознанности человеком понятия греха. Знаете, приходят, бывает, люди в возрасте 40, 60 лет и говорят: «У меня грехов нет, если и убивал кого-то, то по делу». Поэтому вопрос не в том, сколько человеку лет, а насколько он знаком с понятием «грех» и готов ли просить прощения у Бога с намерением исправляться.
Человек, в том числе ребенок, должен осознанно принимать участие в Исповеди. А для этого необходимо, чтобы у него было представление о Боге, об определенных отношениях с Богом и с людьми, и о том, что эти отношения могут быть нарушены.
Вопрос действительно достаточно деликатный. Потому что есть риск свести свое представление об Исповеди к перечислению грехов. Такой фарисейский подход к покаянию, когда человек перечисляет нарушаемые им заповеди, считая: «ведь именно этого от меня ждет Бог», чаще всего и бывает. Такая опасная тенденция наблюдается и в Исповеди взрослых, и в Исповеди детей. К сожалению, далеко не многие имеют представление о том, что у человека должны быть отношения с Богом, и грех нарушает эти отношения, грех искажает человеческую душу. Поэтому Исповедь – это не озвучивание списка грехов, а попытка что-то исправить и осознать. И это очень тонкий, деликатный процесс, который у всех людей происходит очень по-разному.
Есть дети, которые боятся идти на Исповедь. Иногда это ошибки родителей, а иногда никаких ошибок родителей в этом нет. Есть дети, которые в 10 лет искренне, со слезами, осмысленно каются в своих грехах. Есть взрослые, которые 30 лет ходят в храм, но у них этой осознанности и переживания нет. Повторю: это очень сложный вопрос, который зависит от множества факторов, а также от душевного и духовного устроения самого человека.
– Подход к Исповеди у ребенка, который воспитывается в воцерковленной семье, и у ребенка, воспитанием которого занимаются невоцерковленные родители, разнится ведь?
– Если у маленького ребенка хорошие отношения с родителями, братьями и сестрами, и они все ходят в храм, то он действует по подражанию. Это не значит, что он начал осознанно исповедоваться, это значит, что у него появилась новая игра. И хорошо. Замечательно поступают те родители, которые с младенчества подносят своих детишек под благословение священнику перед Причастием. Подрастая, эти дети подбегают к батюшке, приходя в храм, а потом им хочется просто постоять подле него, наклонив голову. Еще позже дети начинают интересоваться, что происходит на службе, как и почему. Это здорово!
– Но научиться у старших, подражая им, осознанной Исповеди нельзя?
– Да. Подчеркиваю: уровень реальных отношений с Богом – это всегда глубокая тайна. Даже в пределах одной семьи все может происходить по-разному.
– Казалось бы, если ребенок воспитывается в православной вере, то и проблем не может быть. Но видим, что ребенок, взрослея, замыкается, у него появляются стыдные грехи, и как-то без воодушевления он слушает наставления отца/матери об Исповеди и молитве. Что-то пошло не так. Как помочь ребенку «раскрыться», научиться искренне каяться Отцу Небесному?
– В большинстве случаев 99% детей скрывают свои стыдные грехи и не говорят о них на Исповеди. Перестают они подходить к Исповеди совсем не потому, что утаивают что-то стыдное, а потому, что мы, люди, делаем всегда то, в чем видим смысл, и когда осознаем, что это важно.
Например, зачем я разговариваю с вами, а вы со мной? Нам обоим, наверное, кажется, что это важно, нужно и интересно. Так и в ситуации с Исповедью. Пока ребенок маленький, он считает, что это важно, потому что все вокруг говорят: «Это важно!» Родители говорят, что важно ходить в храм, важно ходить на Исповедь, важно причащаться. Ребенок видит, как люди с серьезным видом подходят к батюшке, что-то ему говорят, наклоняют голову – и отходят счастливые, с сияющими лицами, или наоборот – с безразличными лицами, унылые. Ребенку кажется, что это значимо.
А когда ребенок достигает переходного возраста, то все подвергает сомнению, переоценке, и начинает задавать вопросы. До данного возрастного периода ходить в храм было не его личным выбором, он просто доверял взрослым, потому что ему сказали, что это важно. Но теперь он сам решает: важно это или нет. Он задается вопросами: «Почему мы это делаем? Почему нам это важно? Может, нам за это деньги платят? Может, мы какие-то тайные страсти удовлетворяем? Может, мы высокое удовлетворение получаем? Может, мы облегчение какое-то получаем, и нам после этого жить не так больно?» Это индивидуальные переживания. Далеко не каждый ребенок, с детства воспитанный в вере, в Церкви, решает и далее посещать храм, ходить на Исповедь и ощущать это как важное дело, как то, что лично ему нужно.
Но дело еще в том, что в школе вокруг ребенка люди, которые и в храм не ходят, и на Исповедь не ходят. Он это видит. У нас есть закон об обязательном среднем образовании. А закона об обязательном хождении на Исповедь нет. Поэтому подросток делает свой выбор и начинает индивидуальный путь.
Да, ребенок может из-под палки подходить к Исповеди. Мама сказала – и он пошел. Знаете, сколько раз я наблюдал, когда мама приводит ребенка в храм, начинает его толкать к Исповеди, а он упирается. Потом в какой-то момент он ломается, подходит, делает правильное выражение лица, печальные глазки, прочитывает известные ему с младенчества грехи какие-то, наклоняет смиренно голову. Но я-то видел, как он палкой был к Исповеди загоняем.
Знаю и других людей, которые не ходили с детства в храм, но потом у них возник интерес. У них появилось чувство Божьего присутствия в жизни. Все очень индивидуально.
А касательно постыдных грехов – лучше с ребенком об этом не говорить, если он сам не заговаривает.
– Мне всегда казалось, что человеку в любой ситуации важно понимать, в чем смысл. Разве ребенку нельзя объяснить простыми словами, зачем и почему ему ходить в храм, зачем исповедоваться?
– Он должен это чувствовать! Он должен не головой это понимать, а чувствовать и эту уверенность разделять.
Выйдите на улицу, подойдите к встречному и убедите его, что важно быть православным и ходить в храм. Насколько это у вас получится? Пусть это будет не на улице, пусть это неверующие коллеги, родственники… Объясните им, как это важно. Пробовали?
– Смотря какое семя и какая почва…
– Вы имеете в виду притчу Спасителя о сеятеле (Мф. 13, 3–23)? Да, конечно. Но редко встретишь человека, который никогда не слышал о Боге, а теперь вдруг будет радостно вас слушать. Точно так и в случае с ребенком: может быть, он поймет и примет ваши слова близко к сердцу, а может быть, и нет.
Проблема еще и в том, что в переходном возрасте старые авторитеты перестают быть авторитетами. Мнение родителей перестает быть значимым для подростка.
– Это немного пугает.
– Почему? Это естественный процесс. Помните, как было заповедано: «Оставит человек отца своего и матерь свою и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть» (Мф. 19, 5). Для того чтобы мужчина мог оставить родителей своих и создать собственную семью, стать взрослым человеком, он должен научиться сам принимать решения. Сам. А для этого он должен низвергнуть авторитеты.
Если говорить образно: в младенчестве и в раннем отрочестве ребенок обожествляет своих родителей. Авторитет родителей для маленького ребенка есть авторитет Бога – беспрекословный и безусловный. Но к 18 годам ребенок должен перестать быть ребенком. Его в армию призовут, чтобы он за Родину мог умереть или жить за нее и побеждать. Он жениться может по закону в этом возрасте. Но для этого он должен стать взрослым, он должен начать жить своим умом.
Это очень короткий период – с 13 до 18 лет, – чтобы научиться быть самостоятельным и взрослым. Естественно, подчас это происходит достаточно драматично. Особенно драматично, если родители не понимают тонкостей момента, а они, как правило, не понимают. Ребенок растет очень быстро, постоянно меняется, но родители продолжают его воспитывать и поучать, как маленького.
Я постоянно наблюдаю, как какая-то 75-летняя мама продолжает считать своего 50-летнего сына «бестолковым маленьким» и чему-то учить. Я сталкиваюсь с тем, что 30-летние взрослые, у которых своих уже трое или пятеро детей, находятся в затяжном конфликте с родителями, потому что те продолжают учить их жить. Но родителям страшно. Ведь что ребенок может сам решать в свои 14 или 16 лет? «От горшка два вершка», а уже позволяет себе задавать вопросы и заявлять, что он во что-то верит, а во что-то нет, что он что-то будет делать, а что-то нет. Родители продолжают реализовывать тысячелетний принцип «Не хочешь – заставим, не можешь – научим». Но это не работает – и ребенок переходит к бунту.
А если родители готовы отпустить его, и хорошо. Но вдруг приходит домой девочка 14 лет из православной семьи и говорит: «Я влюбилась в свою одноклассницу». Спроектируйте реакцию родителей.
– Я даже не знаю, что сказать… «Как же так? Я же старалась воспитывать, учить…».
– «А при чем здесь ты, мама? – ребенок отвечает. – Это мой выбор. Или ты и правда, считаешь, что я должна быть такой, как ты хочешь?!»
Поэтому я и говорю, что все индивидуально.
– Признаться, я считала, что если родители воспитывают ребенка в вере, то подобного не может произойти.
– Воспитание в вере – здесь совсем ни при чем. У Адама было два сына: Каин и Авель, которые имели возможность не просто доверять своим родителям (думаю, вряд ли Адам и Ева воспитывали их по-разному), но разговаривать с Самим Богом. Вспомним разговор Каина с Богом после того, как он убил своего брата. «Где Авель, брат твой?» (Быт. 4, 9), – спрашивает Господь Каина. И Каин Ему отвечает. Они напрямую разговаривают. Это то, что святые отцы называли даже не верой, а знанием. В этом вся тайна, весь парадокс, вся замечательность и одновременно опасность свободы воли. Мы можем как угодно воспитывать своего ребенка.
– И что нам, родителям, в таком случае делать?
– Любить, доверять, сохранять контакт и молиться.
– А как ему после сказанного доверять, как поддержать? Нельзя ведь думать, что «я сейчас исправлю ситуацию».
– Нет, конечно, вы не исправите ничего. Надо быть рядом. Слава Богу, если ребенок вам доверяет, говорит правду, и вы имеете возможность услышать от него сомнения в необходимости Исповеди.
А ведь далеко не к каждому родителю ребенок придет. Будет какое-то время бояться сказать. Причем бояться даже не потому, что его побьют, а что ему будут «выносить мозг» своими бесконечными нотациями, смысл которых давно вне его сознания. Потому что ему уже совсем неважно и неинтересно, что говорят его родители.
Воспитание – сложный вопрос. Нам остается молиться и надеяться, чтобы у нас самих, родителей, хватило мудрости.
– Как воспитать в человеке чувство страха Божьего, чтобы это действительно был страх Божий, а не «страх страшный»?
– Можно пугать адом… А если серьезно, то разберемся вначале, что есть страх Божий. Страх Божий – это трепет в присутствии Божьем. Для этого у человека должно быть чувство присутствия Божия. Все остальное – это не страх Божий. Знаете, говорят, «в окопах атеистов нет», или «кто в море не тонул, тот и не молился». Когда человек находится в опасной ситуации, и ему страшно, он, естественно, вспоминает о Боге и начинает молиться. Но является ли этот страх страхом Божьим?
– Нет.
– Это страх смерти. Человек боится смерти и начинает молиться, обращаться к Богу. Такой страх можно воспитать. Можно напугать человека, что после смерти ты попадешь в ад и будешь переживать адские муки, например. Можно пугать и по-другому, если уж очень хочется вырастить из ребенка неврастеника. Это во власти родителей.
Но если ты понимаешь, что страх Божий – это благоговейный трепет в присутствии Бога, осознание и ощущение Его бесконечности и Его любви к тебе, то это дается только личным опытом. В этом вся проблема. Мы можем ввести человека в православную культуру, приучить посещать храмы, научить его любить Церковь, церковное пение, бородатых батюшек, запах ладана, разрешать ему играть на детских площадках рядом с храмом и тусоваться с другими православными детьми, чтобы он охотнее шел на службы. Это мы можем, и это мы делаем с той или иной степенью успешности. Это замечательно, и это правильно! Это задает некую хорошую базу.
Но проснется ли у ребенка чувство присутствия Бога, когда он идет причащаться?! Да, мы можем сказать, что ты сейчас будешь причащаться Тела и Крови Христовых, ты соединяешься с Богом. Какая будет ответная реакция? Сложно сказать. Он может впечатлиться, а может испугаться. Дело даже не в том, что мы скажем, а что он почувствует. Что для него лично будет значить «причастился» и «поисповедался»? Как именно он ощутит, прощены ли ему грехи?..
Когда мы читаем в житиях святых, как они общаются с Богом, творят чудеса, воскрешают мертвых или исцеляются от болезней, то все это проецируем на себя и свою жизнь. А у нас почему-то общаться с Богом не очень получается. Интересно, почему?! А потому, что опыт Богообщения очень индивидуален.
Так же, как индивидуален опыт общения с самим собой. Ведь важно и то, как человек переживает сам себя, как он себя в этом мире осознает. Подросткам, кстати, кроме «тусовки» со сверстниками, необходимо уединение. Они интуитивно осознают, что это важно, чтобы научиться чувствовать себя. А что они переживают?! Вот, они прочитали Гомера, «Илиаду», а дальше вместе с Гамлетом восклицают: «Что ему Гекуба? Что он Гекубе, чтоб о ней рыдать?» Я помню, как в 13-летнем возрасте впервые плакал, прочитав книжку. Вы удивитесь, но я плакал над гибелью Портоса. Я не был сентиментальным мальчиком, это не была книжка про любовь. Атос, Портос, Арамис, д`Артаньян – совершенно безнравственная компания, но подросток это переживает очень индивидуально. Он вдруг сам что-то чувствует… Подобное происходит и в отношениях человека с Богом.
Вот вы, наверное, не плакали над гибелью Портоса. Даже сейчас, если вы прочитаете эту сцену, вряд ли будете рыдать. А над чем вы плакали в подростковом возрасте?
– Будучи подростком… Первое, что приходит в голову, – «Овод».
– Абсолютно атеистическая, антихристианская книга. Потому я и говорю, что это большая тайна, как в человеке зарождаются чувства, в том числе и религиозные. Но удивительно, что в ком-то эти чувства вообще не просыпаются.
Поэтому научить человека осознанно исповедаться непросто… Знаете, почему с девочками проще? Потому что девочкам с синдромом т.н. «старательных отличниц» (а именно таких стараются воспитать в православных семьях) важно получить одобрение со стороны родителей, священника, учителя, чтобы ее похвалили: «Какая молодец!» Для большинства мальчиков с определенного возраста одобрение взрослых становится неважным.
Православие – очень консервативно, и это замечательно. Как сказал Черчилль, если ты в молодости не был бунтарем – у тебя нет сердца, а если в зрелости не стал консерватором – у тебя нет ума. Но проблема молодости в том, что ума у нее нет.
Префронтальная кора головного мозга, которая отвечает за организацию мыслей и действий в соответствии с внутренними целями, окончательно развивается только к 20 годам. А лимбическая система, отвечающая за эмоции и мотивацию, получает свое развитие в подростковом возрасте. Ну, и плюс половое созревание. Поэтому дети, так им положено, идут в «революционеры». Это может протекать мягко, а может и бурно. Очень многое при этом зависит от силы характера. Бывают с сильным характером родители и со слабым – дети. А бывает наоборот.
– Может ли ребенок, который в детстве «горел», но в подростковом возрасте отошел от Господа, в молодости, обретя-таки ум, вернуться в Церковь?
– Да, но для этого должно произойти внутреннее переживание. В жизни верующих людей в основании религиозности часто лежит собственный религиозный опыт. Многое зависит и от того, насколько человек привык рационализировать свои переживания. Можно идти по пути волхвов – от размышления, чтения, анализа, можно идти по пути пастухов, а можно идти по пути собственных переживаний. Поэтому к Богу приходят люди с самым разным бэкграундом.
– А как уберечь ребенка от душевного окаменения?
– Свт. Игнатий (Брянчанинов) предостерегал от ложного мистицизма, чувственных переживаний на молитве. Но даже он говорил, что если ты совсем окаменел, то попробуй бить себя в грудь и положить несколько земных поклонов, чтобы как-то размягчить свое сердце и свою душу. Как размягчить душу ребенка – вопрос сложный. Но надо пытаться достучаться.
В каких-то ситуациях мы видим, что Господь ведет человека нелинейными способами. Мы знаем, что большинство советских людей приходили в Православную Церковь через увлечение восточными культами, йогой, дзеном. Можем ли мы это рекомендовать, как правильный путь для прихода к Богу? Конечно, нет. Но у Господа путей много. Точно так и в жизни каждого ребенка.
Сложно сказать, какой эпизод может подтолкнуть человека в нужную сторону, а какой – навсегда отвратить. Ребенок может увидеть неблаговидное поведение родителей или священника, или может о чем-то прочитать в Интернете, от которого мы его не защитим. Очень много соблазнов и боли сегодня. А вопросы логики и доводы разума для подростков не являются определяющими. Поэтому многие из них отходят от традиций, поскольку в традиции, помимо глубины, кроется странное и непонятное.
– Спасительна молитва… Какие молитвы вы благословляете читать детям перед Исповедью и Причастием?
– Это очень индивидуально. Вы знаете, когда я в свое время пришел в Церковь и спросил у ныне покойного протоиерея Аркадия Станько, какие надо читать молитвы перед Причастием, он сказал: «Прочитай Отче наш». Я читал, ходил причащаться довольно долго, а потом спросил: «А этого достаточно? Как-то маловато». Он сказал мне: «Читай 3 раза Отче наш». Поэтому нужно смотреть на конкретного человека. Да и современный текст молитв ко Святому Причастию никак нельзя назвать детским. Я бы советовал канон ко Святому Причащению. Именно канон, а не молитвы.
– Отец Максим, и в завершение беседы: как родителям быть мудрее, чтобы ребенку искренне хотелось остаться в Церкви, идти по пути к Богу?
– Поменьше фарисейства. Тогда есть шанс, что ребенок действительно в подростковом возрасте не слишком сильно оттолкнется.
С протоиереем Максимом Первозванским
беседовала Ольга Мамона
По материалам сайта pravoslavie.ru