О духовном образовании на Украине

Епископ Сильвестр (Стойчев), ректор Киевской духовной академии и семинарии, – о духовном образовании на Украине.

С епископом Сильвестром (Стойчевым), ректором Киевской духовной академии и семинарии (КДАиС), я знаком более пяти лет – наша первая встреча состоялась еще в 2016 году, когда я научным сотрудником Новоевропейского колледжа в Бухаресте приезжал в столицу Украины, а отец Сильвестр (тогда еще архимандрит) нес послушание проректора КДАиС. В этом году моя поездка на Украину как доцента одного из вузов Беларуси проходила в рамках международной научной программы, а отец Сильвестр к этому времени стал владыкой и ректором. Перед нашим разговором он гостеприимно пригласил меня отобедать в академическую трапезную. Обед в постный день для ректора и преподавателей КДАиС подавался скромный: суп, салат, картошка, рыбные котлеты, компот. Без всяких излишеств, но сытно.

В киевских духовных школах владыка Сильвестр трудится более 13 лет, с 2008 года, пройдя при этом путь от преподавателя догматического богословия до ректора. За это время в семинарию и академию поступили (и выпустились) сотни студентов, из которых большинство уже служат в священном сане.

Владыка рассказал о нынешних абитуриентах и студентах, о языке преподавания, признании дипломов и общей ситуации в духовных школах на Украине.

– Владыка, расскажите, пожалуйста, о нынешних абитуриентах и студентах. Изменилось ли со временем количество поступающих?

– Безусловно, абитуриенты, их наличие – это важная тема, а вопросы, связанные с количеством абитуриентов, касаются не только киевских духовных школ. Поддерживая связи с различными вузами Киева, мы видим, что проблема, связанная со снижением числа поступающих, затронула практически всех. Одна из причин заключается в том, что многие молодые люди предпочитают сразу идти работать.

– После школы?

– Да. А если и поступают учиться, то на заочное отделение. У нас тоже есть заочное отделение (и довольно большое), но, полагаю, любой вуз может всерьез осуществлять свою деятельность, если имеется необходимое число студентов именно в стационаре. Сейчас для молодежи открыты возможности уезжать за границу (как на работу, так и на учебу), и многие этим пользуются. У меня немало знакомых священников, дети и племянники которых, достигнув абитуриентского возраста, могли бы поступить к нам в семинарию. В контексте нашего вопроса показателен такой случай: звоню я как-то знакомому священнику, спрашиваю, какие намерения у его сына, который буквально вчера выпустился из школы. Говорю, что мы ждем его в семинарии. А батюшка отвечает: «Он уже в Польше». Как в Польше, если только позавчера был школьный выпускной? Вот так – сразу собрался и уехал.

– На работу устроился?

– Да, на работу. И прозвучала такая аргументация: пусть годик поработает, выучит на всякий случай польский язык, может быть, заработает себе на свадьбу. А потом и вернется. Я говорю: «Батюшка, ну понятно, что, может быть, и вернется. Но, скорее всего, нет…». Отток молодежи – это серьезная проблема для всех вузов Украины, в том числе для Киевской духовной академии и семинарии. Но, слава Богу, у нас все же ни разу не было такой ситуации, чтобы не нашлось необходимого количества абитуриентов. Мы рассчитываем в среднем принять 55–60 студентов на первый курс семинарии.

– На дневное отделение?

– Да. Соответственно количество абитуриентов должно быть хотя бы 65–66. Естественно, бывают переживания. А вдруг придет всего человек 40 абитуриентов, как быть тогда? Но пока такой ситуации не было, и, я надеюсь, не будет.

– Владыка, есть ли какие-то особенности в географическом распределении абитуриентов?

– Традиционно в Киевскую семинарию поступают ребята из западной Украины: Черновцы, Закарпатье, Ровенщина. Также много абитуриентов из Киевской епархии.

– Интересный момент. Понятно, почему много ребят с Киевщины – все же семинария находится в Киеве. Но с чем связан большой приток абитуриентов с запада Украины? Тем более, на западной Украине есть свои семинарии – Почаевская, Волынская…

– Западные регионы Украины традиционно более церковные, более многодетные. Оттуда всегда было много абитуриентов, в том числе и в советское время (в те семинарии, которые были открыты в СССР). Да, вы правы, на западе нашей страны есть другие семинарии. Вы упомянули Почаевскую – это крупная семинария с хорошим притоком абитуриентов. В некоторой степени и в хорошем смысле это наш основной конкурент. Но абитуриенты порой выбирают учебные заведения, у которых есть своя репутация, своя ниша, свои особенности. Кто-то хочет пойти в семинарию, которая больше связана со строгим, буквально монашеским, укладом жизни. А кто-то желает в столичную семинарию, так как появляется возможность еще и в университет поступить. Я, кстати, приветствую такие решения и благословляю желание наших студентов учиться параллельно на заочном отделении какого-нибудь киевского вуза. Для кого-то поступление в Киев связано с проживанием в столице родственников или более благоприятными возможностями для путешествий по Украине. Но хотел бы отметить, что у нас всегда было много абитуриентов с Западной Украины.

– И при этом, судя по таблице, которую вы мне предоставили, почти нет абитуриентов с востока. Почему?

– Традиционно так сложилось, что с востока Украины поступают в основном в Одесскую семинарию. Я там сам учился и могу сказать, что у нас было много ребят с Донбасса, Луганщины.

– Сейчас очень мало поступающих из-за рубежа, как я вижу по информации в таблице…

– На стационар к нам всегда приезжало совсем немного студентов из-за границы. Один-три человека. В России, например, много своих семинарий. Понятно, что архиерей будет чаще благословлять обучение в той семинарии, которая находится близко от его епархии или в которой он сам учился. Иногда к нам поступают из Беларуси. По разным причинам – кому-то лавра нравится, а кому-то Киев интересен.

– Владыка, как вы считаете, есть ли какие-то изменения в облике абитуриента (а в последующем – студента) семинарии? Например, по степени воцерковленности, желания учиться, овладевать теми дисциплинами, которые предлагаются в ходе обучения?

– Как человек, который учился более 20 лет назад в Одесской духовной семинарии и Московской духовной академии, могу сказать, что студенты отличаются. Но не следует признавать эти отличия за преимущества или недостатки. Да, мы были другими в 1990-х годах, но это не означает, что мы были лучше. Может, в чем-то лучше, а в чем-то и нет. Тогда был свой опыт, свои навыки, интересы. У нынешнего поколения навыки и интересы отличаются, но это все же поколение церковных людей. Когда я поступил в Одесскую духовную семинарию в 1998 году, то обнаружил, что около половины моих однокурсников до обращения в Православие успели побывать адептами разных религиозных течений. Семинаристами становились бывшие оккультисты, кришнаиты, баптисты, пятидесятники. Сейчас такого «разнообразия» среди студентов нет. Кроме этого, процентов семьдесят моих однокурсников по семинарии происходили не из священнической среды. Я и сам – первое поколение уверовавших в своей семье.

– Ваши родители были неверующие?

– Да, неверующие. И примерно семьдесят процентов моих однокурсников уверовали сами или вместе с родителями. У них не было прочных корней в плане духовности и церковности. А сейчас студенты поступают в основном те, где церковность в семье – это что-то само собой разумеющееся, очевидное. Это накладывает как положительные, так и неположительные отпечатки. Из общих наблюдений могу еще отметить, что сейчас уровень школьного образования достаточно низкий.

– Вы думаете, что он ухудшился по сравнению с тем, что было лет 15–20 назад?

– Да. Это мое субъективное мнение, я не буду на нем настаивать. Но я сужу с позиции общей эрудиции студентов. Кроме этого, я наблюдаю, что ухудшилось умение работать с книгой.

– Вы имеете в виду с книгой как с печатным источником?

– Да, как с печатным источником.

– Возможно, это как-то компенсируется умением работать с цифровыми носителями информации?

– Частично да. Но представим ситуацию: мне подарили книгу. Я ее полностью прочту, возьму для себя полезную информацию. Сейчас, когда я говорю студентам, что в такой-то книге можно прочесть то-то, большинство найдет эту книгу в электронном варианте и прочтет то, что нужно и интересно. Но не весь текст. В этом, думаю, минус. Из плюсов, говоря о нынешних абитуриентах, можно отметить лучшие знания в области английского языка.

– Хорошо, но этот язык как-то используется? Все же семинария – не языковой вуз. Имеет ли знание английского практическое значение для абитуриента, а в последующем, уже для студента семинарии?

– Безусловно имеет. Мы живем в открытом мире, государственные границы которого легко преодолеваются. У нас часто бывают иностранные гости. Могу сказать, что за последние 10 лет преподавание языков в Киевской духовной семинарии было усилено. Например, когда я только пришел преподавать (в 2008 году), английский язык изучался всего один год. Сейчас английский преподается на всех курсах, с первого по четвертый, два раза в неделю. К этому еще добавляется изучение древних языков. Это направление мы тоже усилили, и сейчас древние языки изучают на всех курсах, вплоть до выпуска.

– Древнееврейский включается в эти языки?

– Нет. Только латынь и древнегреческий. Еврейский язык изучается на библейском отделении в магистратуре. Но там, скорее, ознакомительный курс. Относительно греческого и латинского у нас принята такая система. На первом курсе семинарии в первый семестр запланировано 30 пар греческого и 30 пар латинского. После первого семестра студент выбирает, какой из древних языков он будет учить остальные 3,5 года – латинский или древнегреческий. Это было сделано для того, чтобы студент, осознав свои склонности к одному из языков, мог бы изучить его более обстоятельно.

– А варианта изучения обоих языков не предусмотрено?

– В настоящий момент – нет.

– Владыка, вы ранее отметили, что не всегда церковная среда накладывает положительный отпечаток на абитуриентов – выходцев из этой среды. Не могли бы вы более подробно прокомментировать, что вы имели в виду?

– Представьте себе ситуацию, когда приходит человек обучаться в Киевскую духовную академию и семинарию. Его учат богословию, правильной вере, правильному богослужению. А он говорит, что у них на приходе не так, или батюшка проповедовал и учил не так. И переубедить бывает не просто. Иногда этот студент говорит: «Я вернусь обратно в свою епархию и все равно буду вынужден учитывать местные реалии церковной жизни: как принято служить, как принято говорить, проповедовать и так далее». Я думаю, что в духовных учебных заведениях мы должны стремиться к эталонности: богослужебной, богословской и так далее. И крайне желательно, чтобы эта эталонность была потом реализована на местах. Но на местах народ может иметь свои представления, обряды, взгляды, причем формировавшиеся даже не десятилетиями, а столетиями, но не всегда верные с точки зрения устава или внутреннего наполнения.

– Но, с другой стороны, если эти традиции не противоречат основам православной веры, они же не представляют опасности.

– Конечно. Они не представляют опасности, но мы же понимаем, что в богослужении есть эталон. А бывает не эталон. Это не опасно, но не совсем верно.

– Владыка, насколько среди семинаристов высок интерес к богословской науке? Есть ли конкурс на поступление в духовную академию?

– Мы будем надеяться, что интерес к богословской науке есть. Но здесь речь идет не только о том, что человек усваивает какие-то знания и ему интересно учиться, а о том, что он готов этому посвятить свою жизнь. Таких людей всегда немного. Может быть, десять процентов. По поводу конкурса в академию – здесь нужно учитывать сложившуюся практику. Когда студент заканчивает Киевскую духовную семинарию, он пишет прошение, указывая, желает ли перейти служить в епархию или у него есть стремление учиться дальше. Прошения тех, кто изъявил желание учиться дальше, мы рассматриваем на отдельном совещании. Рекомендуем не всех, так как у человека может быть желание, но нет способностей, усердия, чтобы продолжать обучение. Список рекомендованных к поступлению в академию утверждается Ученым советом, и они сдают экзамены. Это первая часть тех, кто идет в академию. Вторая часть допускаемых к вступительным экзаменам приходит к нам из других семинарий. Обычно около восьмидесяти процентов мест мы резервируем за нашими выпускниками. При этом ежегодно в академию принимается не более 30-ти учащихся.

– Больше взять нет возможности?

– Да, мы больше взять не можем. И если, например, из наших выпускников рекомендовано к поступлению 20 человек, то для других семинарий остается 10 мест в академии. И конкурс главным образом именно для этих семинаристов. Он бывает очень разный, порой до двух человек на место. Все зависит от того, насколько большие курсы в провинциальных семинариях.

– Какие направления научных работ доминируют в академии – догматика, философия, история? Или нечто иное?

– В нашей академии два отделения: библейско-богословское и церковно-практическое. В библейско-богословское входят богословие, библеистика и предметы, близкие к ним по содержанию. В церковно-практическое входят кафедра истории, церковно-практических дисциплин и кафедра языков. Студенты более-менее распределяются пополам. Но самая сильная кафедра у нас – историческая, и многие сильные студенты выбирают именно это направление.

– Это связано с преподавательским составом?

– Да. Хочу отметить, что у нас сильный состав преподавателей библейских наук. Среди них, кстати, – бывший ректор Минской духовной семинарии, профессор, архимандрит Иоасаф (Морза). Но для того, чтобы писать работу по библеистике, надо обладать очень серьезными знаниями, в том числе языковыми. Многие студенты понимают, что они это не потянут. Кстати, возвращаясь к теме поступления в академию, я хотел бы сделать такую ремарочку. В Киевской семинарии программа все же более насыщенная, чем в других семинариях.

– Вы имеете в виду по Украине?

– Да, конечно. Те же языки. Или, например, у нас философия преподается два года подряд, а в некоторых семинариях – полгода или вообще не преподается. У нас очень серьезный курс по догматическому богословию. Программа наша действительно сложная. При поступлении в академию сдается экзамен по английскому языку. Как правило, выпускники других семинарий сдают его по милости Божией. По уровню древних языков в региональных семинариях тоже есть проблемы. Все же в этом плане уровень преподавания в Киеве выше, чем в провинции.

– Владыка, вы отметили определенную роль английского языка для студентов семинарии и академии. Означает ли это, что вы также поддерживаете стажировки или учебу в зарубежных семинариях или вузах?

– Конечно. Это одно из важных отличий Киевской духовной семинарии и академии от других духовных семинарий Украины. У нас, слава Богу, есть возможность реализовывать желание некоторых наших студентов учиться за рубежом. За последние пять лет мы отправили на обучение за границу 34 человека. В большинстве случаев это языковые курсы, но есть и долгосрочные образовательные программы.

– Скажите, а как реализуется в семинарии языковая политика? Есть ли рекомендации, на каком языке – русском или украинском – преподаватели должны учить студентов?

– Здесь у нас свобода. Кто как хочет, так и преподает. Некоторые преподаватели в начале года спрашивают студентов, на каком языке им было бы удобнее слушать лекции. Некоторые не спрашивают. Но, опять же, я полагаю, что главное – сделать для студента удобным, прозрачным восприятие информации. К сожалению, языковой вопрос сейчас крайне идеологизирован, и от этого нужно избавляться. Я, например, читал свой курс догматического богословия на русском языке. Но у меня был ассистент, наш аспирант. Он читал на украинском языке. Я перестал преподавать догматику в силу занятости, отдал этот курс бывшему ассистенту, уже священнику. И он читает курс на украинском. Почти все исторические дисциплины у нас ведутся на украинском языке. Все больше письменных работ пишется на украинском, потому что даже в тех случаях, когда семья русскоязычная, ребенок в школе обучается на украинском. Документация киевских духовных школ уже давно абсолютно вся украиноязычная. Все методички, отчеты и другие документы пишутся на украинском.

– Вы упомянули, что некоторые преподаватели интересуются у студентов, на каком языке им преподавать. И каков обычно выбор студентов?

– Украинский.

– Это, наверное, объясняется тем, что студенты, главным образом, с западных епархий, где доминирует украинский язык?

– Да, конечно. Бывает даже так: я читаю в аудитории лекцию на русском, и часть студентов мне отвечает по-русски, но самостоятельные работы пишут на украинском. А часть студентов отвечает мне по-украински, хотя я читаю по-русски.

– Возможно, они уже и не знают русского языка в такой степени, чтобы хорошо ответить?

– Естественно. Но, опять же, я не вижу в этом никакой проблемы. Они прекрасно понимают, о чем я говорю на русском. Но им легче отвечать по-украински.

– Владыка, насколько мне известно, семинария в настоящий момент не имеет аккредитации в Министерстве образования Украины. Предпринимаются ли попытки, чтобы эту аккредитацию получить?

– Вопрос этот очень важный, существенный, даже болезненный для нас. За последние четыре года, во время моего ректорства, мы не делали шагов в этом направлении. Я знаю, что вопрос серьезно обсуждался, когда ректором был митрополит Антоний (Паканич). Но когда я стал ректором, появились обстоятельства, которые не позволили вернуться к этому вопросу. Но я думаю, рано или поздно его придется решать.

– Вы сказали о каких-то обстоятельствах. Можно ли узнать чуть подробней?

– Понимаете, здесь был вопрос о том, что вообще нам делать, и как дальше быть. И в этой ситуации заниматься вопросом аккредитации было просто неуместно. Но сейчас при Министерстве образования действует комиссия по признанию дипломов духовных учебных заведений. И наши выпускники могут обратиться в эту комиссию, чтобы их дипломы были признаны на уровне государства. Таких случаев уже десятки, когда дипломы КДАиС проходили официальное признание. То же самое касается признания ученых степеней, которые присваиваются нашей академией. Например, Министерство образования официально признало мою степень кандидата богословия и звание доцента. Но это был долгий процесс, около 8 месяцев с момента подачи полного пакета документов.

– Владыка, один из насущных вопросов – денежный. Каким образом происходит финансирование работы духовных школ, включая оплату труда преподавателей?

– У нас на стационаре проживание и питание – бесплатное. Заочники платят, но сумма скорее символическая, меньше 100 долларов в год. В основном наше финансирование идет за счет фондов Киевской митрополии: выплата зарплаты, ремонт зданий, иные текущие расходы. С питанием нам помогают православные благодетели: фермеры, владельцы предприятий. Они ежемесячно выделяют необходимые продукты. Есть также архиереи, которые помогают с продуктами на постоянной основе. Например, один архиерей передает нам овощи, другой – рыбу, третий – масло.

– Интересный подход. Кстати, в Беларуси государство помогает Церкви с оплатой труда преподавателей духовных школ. Есть ли какая-то аналогичная помощь со стороны государства на Украине?

– Ничего абсолютно.

– А где обычно проживают студенты семинарии и академии? Они все обеспечиваются общежитием?

– Вот здесь на выходе два белых здания, обнесенные железным забором. Это наши общежития. В них помещается около 280 человек. У нас еще так устроено, что киевляне проживают у себя дома, в Киеве. Но если иногородний студент хочет переехать жить в город, я не благословляю такой переезд до 2 курса включительно.

– Владыка, насколько активно преподаватели семинарии публикуются в зарубежных изданиях, возможно, на иностранных языках? Поддерживаются ли такие публикации?

– Когда у нас открылась аспирантура, то было принято решение о развитии публикаций в данном направлении. Конечно, у нас есть преподаватели и студенты, которые публикуются за рубежом. В основном в Сербии, иногда в англоязычных журналах. Но основная масса публикуется в нашем сегменте – Украина, Россия, Беларусь.

– Пытались ли вы включить издания Киевской духовной академии в международные научные базы данных, тот же «Скопус»?

– Да, мы делали такую попытку. Но как только мы подошли к этому вопросу, начались пандемийные проблемы, и все сошло на нет. Хотя рано или поздно вопрос о вхождении в «Скопус» будет снова поставлен на повестку дня.

– Владыка, позвольте задать вам один из последних моих вопросов. На Украине по-прежнему действует закон, предполагающий смену названия для УПЦ и ее структурных подразделений. Были ли какие-то требования в этом плане по отношению к духовным школам?

– Да, мы получали многочисленные письма от Министерства культуры. Но самостоятельно никаких действий не предпринимали, передавали все в юридический отдел. Там (в отделе) уже и готовили ответы по существу.

Беседовал Сергей Мудров

По материалам сайта pravoslavie.ru