Каким образом связаны архитектура и духовная жизнь?

Протоиерей Владимир Долгих о взаимосвязи архитектуры и духовности, о том, как одно является отражением другого.

Вы когда-нибудь видели Кельнский собор? Он действительно поражает своим величием, которое целиком осознаешь, только находясь рядом с ним. Мне посчастливилось несколько раз проводить выездную сессию для студентов из Германии, проходящую как раз в Кельне на базе прихода РПЦЗ в честь великомученика Пантелеимона. Поэтому о Кельнском соборе я могу рассказать на основании собственных впечатлений. Однако они будут носить довольно поверхностный характер. Гораздо глубже о соборе рассуждает сщмч. Иларион (Троицкий), день обретения мощей которого Православная Церковь празднует 24 июля.

Стоит напомнить, что на постройку Кельнского собора ушло более шестисот лет (1248-1880). Сегодня он занимает третью позицию в списке самых высоких церквей мира и первую среди храмов с двумя одинаковыми башнями, высота которых превосходит 157 метров. Монументальности придает еще тот факт, что масса фундамента собора тождественна массе всего здания. Паломнику или туристу для того, чтобы достичь одного из шпилей, нужно преодолеть 509 ступеней, а среднее время, затраченное на это предприятие, займет порядка тридцати минут. Это не говоря уже о его архитектурной гармоничности и продуманности. Давайте перечитаем, как описывает собор сщмч. Иларион в одном из своих писем: «Из многочисленных виденных мною готических соборов Кельнский произвел на меня самое неотразимое впечатление. Несколько раз посещал я его, любовался им снаружи и со всех сторон, надолго предавался внутри созерцанию его стрельчатых верхов. Другие древние соборы Европы я осматривал скорее как исторические памятники, посещал с холодным вниманием туриста, который должен видеть все достопримечательности. Там нападала на душу лишь волна исторических воспоминаний и мечтаний. Вспоминались короли, феодалы, рыцари, турниры. Не то было около Кельнского собора. Он манил меня к себе с какой-то силой непонятной. Я впивался в него глазами, когда подъезжал к городу по Рейну. Уезжая из Кельна, я приходил к собору прощаться. Редко, очень редко мне приходилось переживать столь же сильное впечатление художественного единства, как это было близ Кельнского собора».

Кажется, что нет пределу восхищения Владыки, справедливо отдающего должное величию этого архитектурного произведения. Если не по монументальности, то уж точно по размерам мало какой из православных храмов может сравниться с готическими соборами. Но в этой искусной «бочке меда» есть немаленькая «ложка дегтя» и касается она духовности, одним из отражений которой явилась архитектура.

Да, Кельнский собор изобилует сложностью рисунков, продуманностью мелочей, многогранностью художественного замысла, изяществом и тонкостью выполненной работы. Но в этом общем описании нет одного – Бога. Вы заметили, что все те прилагательные, которые я применил, и которые придут каждому на ум, когда он сморит на это произведение искусства, можно отнести и к другим, не обязательно религиозным, архитектурным творениям. И действительно, как пишет владыка Иларион, Кельнскому собору «недостает святости, недостает жизни». Когда в соборе обращаешь свой взор на потолок, то где-то даже голова кружится от его высоты, многочисленные своды и колонны будто переплетаются между собой, образуя единый рисунок. Но всем этим «сухим» рисунком дело и заканчивается. Собору недостает того, что мы, православные, называем церковным благолепием. «Остаются одни художественные трюки архитектора, – отмечает Владыка, – глаза разбегаются по архитектурным подробностям – и только». А ведь входя в храм, мы должны чувствовать, что пришли в дом Бога, где Он незримо пребывает, где чувствует дуновение Его «дыхания», прикасающееся к каждому неравнодушному сердцу.

Сегодня и у нас строят различные храмы, но давайте вспомним внутренне убранство эталонов, коими являются Софийские соборы в Киеве и Новгороде, Троицкий храм в Почаевской лавре, соборы Московского кремля или Владимиро-Суздальской архитектурной школы. Во всех приведенных примерах, архитектурное искусство как бы отступает на задний план, акцентируя внимание на главном – Боге и Его Церкви. Все в них служит одной цели – молитве. А вот как отзывается о готике сщмч. Иларион: «Колонны, колонны, целый лес колонн, – а священной картины написать негде… Так и стоят еретические готические храмы – пустые».

Какова же причина, такой разности между православным и католическим храмами? Ответ кроется во времени возникновения готического стиля, как раз совпавшего с эпохой схоластики: «Готика – это схоластика в камне», – строго и четко определяет Владыка. В схоластике рациональность вытеснила мистику, рассудочность – живое чувство. Сщмч. Иларион вспоминает, что в дантовском «аду» еретики мучаются в тесных раскаленных гробах, что символизирует узость и односторонность их мышления и их духовной жизни. Что как не бесконечное множество колонн и сводов готических соборов является внешним отражением этой узости?! Отпадение западных христиан от Тела Церкви не могло не отразиться на общем фоне их духовности, лишившейся теперь жизни. «Схоластическая система, – отмечает Владыка, – подобно Кельнскому собору, бывает сложна и стройна: в ней много мелочей, но все эти мелочи друг с другом связаны, друг за друга держатся. Но подойдешь к любой схоластической системе и увидишь, что при всей своей стройности она безжизненна, от нее веет смертью».

Первичное вдохновение готического стиля многие исследователи усматривают в лесах Германии и Галлии с их таинственным полумраком и высокими, ровными стволами деревьев. В своем письме Владыка вспоминает слова Шатобриана (французского писателя и политика) о том, что в готических соборах живет та же религиозная жуть, что и в дремучих лесах. Какая холодная, неуютная, но все же удачная параллель! Попробуйте сами себя представить внутри готического храма во время вечернего богослужения. Слышатся звуки органа, спокойное и протяжное пение. Постепенно солнце садится, и мрак из улицы проникает в собор. Маленький огонек светится лишь в алтаре, а все остальное колоссально огромное пространство заполняется темнотой, первыми в которой исчезают своды потолка. В такой атмосфере действительно вкрадется в душу «религиозная жуть», последствием которой может стать рабская боязнь и мечтательность. Готические своды, между которыми гуляют отзвуки органа, на самом деле, являются лучшим местом для мечтательности.

Вот о чем нам может рассказать готика – о рационализации христианства на Западе и его болезненной мечтательности, воспринимающейся в качестве подлинной духовности. Вывод владыки Илариона однозначен: «Рационализм совершенно не терпит церковного благолепия; он желает, чтобы и храмы были также сухи и безжизненны, как логические схемы, а загнанное и задавленное чувство обращается в чахлый сантиментализм». Имея такого удивительного святого и наши храмы, как же мы все-таки должны это ценить!

По материалам сайта pravlife.org